Беседа с протоиереем Артемием Веденеевым
События 1569 — 1572 гг. Приближается день памяти преподобного Трифона, архимандрита Вятского, постриженика Пыскорского мужского монастыря. О новых фактах жизни преподобного беседуем с исследователем церковной истории, краеведом протоиереем Артемием Веденеевым (г. Пермь).
Отец Артемий, почему надо заниматься церковным краеведением?
Краеведением вообще надо заниматься. Тем более церковно-историческим краеведением.
Например?
Например, неизвестный нам автор жития преподобного Трифона собирал о нем воспоминания уже в конце 17 века. Считается, и не без оснований, в 1686 — 1689 годах. То есть уже прошло больше, чем полвека. И хотя были живы те, кто лично знал преподобного и те, кто слышал о нем и обстоятельствах того времени, но уже тогда возникли некоторые
пробелы. Ведь мы во многом идем еще по верхушечкам, в нашем расследовании. А надо добраться до корней, до самых переплетенных корневищ. Берем житие, как кальку и накладываем на события 16 века. Что уж нам приоткроется — о том и расскажем.
С чего начинается рассказ?
Афанасий Нагой, посол в Тавриде, писал Иоанну Грозному, что «Девлет-Гирей сносится с казанскими татарами, мордвою, черемисой». Я для себя специально выделил — с черемисой.Это,заметим, еше 1565-1567 гг. Ремарка эта у Н.М.Карамзина очень важна для нас. Сам Девлет-Гирей искал способа заставить царя уступить — и отдать Астрахань и Казань. Пустившись в поход весной 1569-го, вместе с войском Селима-паши, в начале сентября 1570-го Девлет-Гирей стоял ниже Астрахани. Но успеха тут они не достигли. И уходят не солоно хлебавши. Хотя,да, пограбили они и бедствий принесли по дороге немало.
А тут ещё неурожайные года один за другим: 1567, 1568, 1569 (вместе с чумой), в особенности на Северо-Западе Руси. К тому же 1568 и 1569 года стала неурожайными на Новгородской земле. Начался голод. И цены на хлеб подскочили к началу 1570 года почти в 10 раз.
В 1571 году в Устюге Великом и Вологде был мор. Не избежала подобного бедствия и Москва. Вот как пишет Карамзин: «Дороговизна сделалась неслыханная: четверть ржи стоила в Москве 60 алтын или около девяти нынешних рублей серебряных. Люди скитались как тени; умирали на улицах, на дорогах. (…) Сие бедствие продолжалось до 1572 года».
А как же отразились эти бедствия на Верхнекамье?
Хлеб-то, ведомо нам, привозной! Здесь со своим хлебом было скудно. А то и вовсе не было. Но… Всему свой черед.
Заранее многие свои задумки задумывал Аника Строганов. Посмотрите: второй женой Аники была Софья Андреевна Бакулева — родная сестра Ивана Бакулева. Что о нем, о Бакулеве, известно? Процитирую одного из исследователей: «В 1557 году удмурты, проживавшие на левом берегу реки Вятки при речке Василькове обратились к царю Ивану Грозному с просьбой разрешить им креститься, построить церковь и поселиться особой слободой под управлением двух жителей г.Слободского Ивашки Бакулева и Федьки Филиппова и дать им лъготу в плате податей и повинностей. Такая грамота была дана 25 февраля и по ней на царскую казну построена церковь». Заметьте, в 1557-ом, то есть за год да получения грамоты Григорием Строгановым на наши уральские земли!
А дальше — обратите внимание — прежде Бажен Иванов сын Бакулев упомянут в 1553 году на Вятке как городовой приказчик… А уже в 1567 году — уже городовым же приказчиком в Слободском! На этот раз — за год до получения грамоты на чусовские земли Яковом Строгановым, старшим сыном. А хлеб-то шел из Вятки, через Слободской, через Кай-город, Юксеево, через Косу, Селище, Уролку. Сиринское (это уже наши места!) и так до Пыскора и Орла, обратно же — соль!
Прежде был здесь Аника, был. 13 апреля 1556 года получил Аника Федоров сын Строганов царскую грамоту о дозволении искать медные руды на Устюге, в Перми и в иных городах. Следовательно, разведку провел основательно. Подробно и скрытно. Настолько тайно, что, привезя царю представителя местных зырян, надоумил его сказать — дескать, места пустые, людишек мало, в казну платить некому и не с чего. Сказка да и только! И леса пригожие да нехожанные, и захожалые прохожие идут с торбами рогожными… А только несколькими годами ранее Соли Камской посадский люд слезно просил Ивана Васильевича
И еще одна деталь. Неспроста названия новым поселениям здесь Аника давал. И какие — коми-пермяцкие, коми-зырянские — Кергедан и Камкор. С расчетом, что местные воспримут их как свои. И относиться к вновь прибывшим будут не как к чужакам, а как к своим, близким.
После кончины Аники в 1569 году — преподобный Трифон уходит в Муллы, ныне территория Нижних Муллов. Начинается раздел наследства между братьями.
Что же дальше?
«Захватив Сибирское ханство, Кучум сначала продолжал платить ясак и отправил в Москву своего посла с 1000 соболей (это в 1571 году. А.В.) , но когда окончились его войны с прежними сибирскими владетелями, он подступил к Перми. Появление его вызвало попытку ногайских татар отделиться от Москвы и черемисский бунт». Так говорит Википедия.
Набрав и скопив новые силы, Девлет-Гирей лично возглавляет поход в Кабарду. В 1571 году устремляется на Москву, захватывает и сжигает её.
Вологодская летопись повествует: «Прииде на Русь Крымский Хан и град Москву пожегл, а Царь Государь был тогда на Вологде и помышляше в поморские страны, и того ради строены лодьи и другие суда многие к путному шествию».
Жар губительного огня донесся и до Усолья Камского. Пелымский князь Бегбелий дошел до Камкора. Л.Сонин объясняет случившееся: «… скопившиеся обиды уральских аборигенов выплеснулись в так называемую Строгановскую войну 1572-1573 годов. Прологом активных боевых действий стало избиение пелымцами 15 июля 1572 года 87 русских купцов и их служителей». И Купцов И.В. считает, что черемисская война была в 1572 году. Случилось это на землях Камкора и Кергедана. Некоторые считают, что набег простирался и до Муллов, и далее.
Несомненно от набегов пострадала и братия монастыря, и без того не большая. К обрушившимся несчастьям добавилось и заиливание монастырских рассолоподъемных труб, и недостаток в мастерах по такому делу. В нужде и тревоге за одиноко живущем собрате — и своем духовном чаде — настоятель Варлаам призывает преподобного Трифона в монастырь. Пребывая малое время в Пыскорской обители, преподобный испрашивает у Строгановых разрешения уйти на Чусовую.
События 1573-1575 гг. О преподобном Трифоне: обстоятельства жизни в Перми Великой. Продолжение.
Было ли это удаление преподобного — уходом от опасностей? Уходом от буйностей (и превратностей) торгового пути, где и купечество проезжает, и разбойное молодечество пошаливает?
«И егда прииде к Чусовой и обхождаше многа места и обрете место на горе высоце и возлюбе е зело, сотворив малу хижину себе..» так житие повествует о преподобном.
Казалось бы, ушел да и куда в места малообжитые, совсем глухомань глухоманская… не каждый день и голос-то человеческий услышишь. Но и тут нет тишины мирной. Вычегодско-Вымская летопись то подтверждает: «Лета 7081 пришедшу ратью на Пермь Великую Маметкул сын Сибирского царя, города и повости пограбил и пожегл». Это — 1573 год! Только пришел преподобный Трифон, ещё и обжиться не успел, и набег. И какой! Рассолоподъемные башни пожжены, припасы пограблены, люд работный кто в полон взят, кто по лесам да оврагам попрятался… Тут и самому впору, хоть бежать, хоть в нору!
Ранее мы говорили о набеге пелымского князя Бегбелия на Камкор и Кергедан. Но он отправился и дальше. Продолжает Л.Сонин: «Затем пелымский князь Бегбелий, собрав достаточное сильное войско, … нечаянно подошел под Чусовской городок и оттоль учиня нападение на Сылвенский острожек и прочие села и деревни многие, выжег и разорил и убийством учинил…».
А Нижне-Чусовской и Сылвенский городки — форпосты по защите дороги на Сибирь! Где уж тут покой и тишина, когда набег за набегом!
Еще недавно по царской грамоте было разрешено Якову и Григорию «сбирая охочих людей, и остяков, и вогуличь, и югричь и самоедь, с своими наемными казаки и с нарядом своим посылати воевати, и в полон сибирцев имати…». Но и этого было недостаточно. Собственных сил не хватало. Не доставало и денег. Пришлось обращаться к младшему брату — Семену. Но он отказался помогать братьям.
Что же дальше?
Яков и Григорий пишут царю: беда за бедою накрывают нуждою, в сиротстве погибаем, а брат не пособляет.
И тут — уникальный случай! — едва ли не единственный в то время — царской грамотой от 13 января 1573 года разрешено ставить подворья от Новгорода до Соли Вычегодской… И кому? Старшей дочери Якова — Варваре! Невиданное дело! И это при том, что в 1572 года из Новгорода насильно выселили 100 купеческих семей. Отчасти повлияло и замужество Варвары: в браке была за Иваном Чудиновым, посадским человеком Вологды.
При чем удивительно, что грамота дана не её братьям Григорию или Максиму, и даже не мужу, а ей самой! От роду 27 лет!
Семейная, казалось бы, неурядица разразилась грозой. Иван Васильевич грамотой своей от 27 июня 1573 года повелел выдать Семена братьям «со всем его животом и с людьми» — ГОЛОВОЙ! Масштаб позора современному человеку трудно понять. Ведь это не просто фигура речи — выдать головой — царь мог и буквально снять голову. Хотя опричнина и была отменена, но доходы в его, царскую, казну должны платиться исправно. А коли добыча соли порушена, как отписали Яков и Григорий, и по вине Семена тоже, откуда и быть прибытку?
Пришла беда — отворяй ворота. А для самого Семена горше всего. На рубеже 1571-1572 годов он овдовел. И к тому же брак был бездетный. Отцовское наследство поделено между братьями по долям. Есть его, Семенова, доля и в Чусовских городках. Но доли теперь этой нет. Что не пожжено, то разорено. А вынужден уступить он и отдавать из казны Сольвычегодской, которую считал сполна своей. Яков-то и Григорий стоят за свое, у них, у обоих, на эти земли царские грамоты. Что ни отдай, то уже и их.
События часть 3. 1574-1576 гг.
Вероятно, царь ожидал благодарности за то, что встал на сторону Якова и Григория? Чем такое заступничество обернулось для них?
12 марта 1574 года — грамота царя Иоанна Грозного Якову и Григорию Аникиным Строгановым о том, чтоб они немедленно прибыли к царю из Москвы в Слободу, для чего и дана им особая подорожная на 2 лошади. Уже потребно было по большой воде пускать соль. Важное дело держало в Москве.
30 мая 1574 года последовала царская грамота Якову и Григорию Аникиным Строгановым на места за Югорским Камнем на Тахчеях, на Тоболе и Иртыше и на Оби. Обязывались они «збирая охочих людей и остяков, и вогулич, и югрич и самоедъ, с своими наемными казаками и с нарядом своим посылати воевати, и в полон сибирцов имати и в дань за нас приводити». В отличие от грамоты 1556 года — на этот раз — разрешалось «руды делати». Опять же им, Якову и Григорию, без упоминания Семена.
Когда скончалась мать их, Мавра Дементьевна, Семену было всего 4 года. Он и не помнил ее, и детство все прошло при домашних нянках в Сольвычегодске. Полезная вещь — фамильные синодики. Кроме уже упоминавшихся Якова, Григория и Семена, у Аники родилось еще 11 детей. Из них 7 скончались в младенчестве. Феодосия — 12 мая 1570 года, Анна (в иночестве Анастасия) 19 марта 1574 года.. Два брата — полные тезки — Федор и Федор, оба почили в младенчестве. И тут — внимание! — у Семена тоже был полный тезка, его родной брат — Семен. Который, я склонен предполагать, умер в отрочестве. И до появления Семена-второго не дожил. Теперь представляете, каково это Семену-второму жить под бременем внезапной смерти с малых лет!
Неожиданный поворот! И если бы оба Семена были живы, то..?
Чтобы различать братьев, их звали бы Семен Старший и, соответственно, Семен Младший. Но так не случилось. Осиротевший со всех сторон Семен ищет невесту. И в 1575-1576 годах вступает во второй брак. Избранница его — 14-летняя Евдокия, дочь Нестора «Добычи» Лачинова.
Продолжались ли набеги на Русь?
Карамзин сообщает: «Хан Девлет-Гирей (…) отважился было (в 1576 году) явиться в поле с пятьюдесятью тысячами всадников; но с Молочных Вод ушел назад, сведав, что полки московские стоят на берегах Оки..»
Грозный же решился «умножив войско в крепостях юго-восточной и западной России для отражения хана и Литвы; составив, сверх того, значительную рать судовую на Волге из двинян, пермичей, суздальцев, чтобы обуздывать мятежную черемису, Астрахань, ногаев, и вместе с донскими козаками действовать против самой Тавриды».
События. Часть 4, 1577-1578 гг. Новые имена.
Что же это за новое родство у Семена Строганова? Чем его новая родня примечательна?
Двоюродный дед Евдокии Лачиновой, Мокей Григорьевич Лачинов, знавший казанско-ногайский язык, в 1557 году был послом Грозного в Ногайской Орде. Посольские книги (сохранившиеся в РГАДА) подтверждают — «Мокей Григорьев сын ездил к Али мирзе». Это февраль 1557 года. А уже 22 августа того же года известие о присылке с Волги писем от послов Ивана Тверетинова и Мокея Лачинова.
Примечательный факт: в «Словаре древне-русских собственных имен» встречаем запись — «Добыча Лачинов, московский боярский сын». И дата! 1551 год! И в «Ономастиконе» С.В. Веселовского он упомянут — «Нестер Добыча Лачинов, дворянин…» Год 1566! К чему так подробно? К тому, что и Исай Григорьевич «Строй» Лачинов, и дети его: Нестор «Добыча», Василий, Тимофей — были дворянами. И социальный статус их был выше. Еще до того как Строгановы пришли в Пермь Великую.
Сватовство удачное… К деньгам и власть, и связи?
Сошлюсь на исследование «Москва и Искер в 1569-1582 гг. в контексте международной политики». Авторы приводят две точки зрения на географические ориентиры, указанные в царской грамоте 1574 года. Так, ссылаясь на Миллера, можно считать, что Тахчея и Тобол располагались между Ногайской Ордой и Сибирским ханством. А Е.Н.Шумилов, — что Тахчея — это территория в верховьях Чусовой. И вероятно здесь пересечение многих торговых интересов — Ногайской Орды, Сибирского ханства и даже Бухары!
Цитирую исследование: «Известно, что государства Средней Азии в большом количестве покупали у русских купцов меха пушных зверей, мед и воск. Причем значительная их часть шла из Перми через Строгановых, в том числе это было и меха из Сибири и Югры..»
Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой (1577-1579 гг.) открывает нам новые страницы. Теперь мы знаем, что родной брат Нестора — Тимофей также был послом. И поехал Тимофей Лачинов с Волги в Нагаи мая в 17 день. В памятке ему читаем: «да по государеву наказу велено Тимофею живучи в Нагаех проведати о Крымских и Нагайских вестех себе тайно». Тайно, да. То есть еще и разведчик.
Что же мог разузнавать Тимофей?
Прочтем и далее. «А как Тимофей в Нагаи в Ак мирзины улусы приехал, покамест в Нагаех был у Ак мирзы; и к Тимофею приезжал в стан Сибирского Царя Кучумов посол Таиляк и говорил с Тимофеем Таиляк, что Государь его Кучюм хочет вперед Государю Царю и Великому Князю в дружбе быти…»
Зачем искал Кучум дружбы с Грозным?
Вот зачем и к чему. «А приезжал а Ак мирзе Кучюмов посол Таиляк по лошади и по овцы… А Ак мирзе лошади и овцы дати, а дочь Кучюмову Ак мирзе взяти за себя». То есть за калымом, за новую жену. И Грозному показать, что новое родство делает его, Кучума, сильнее. И ясак ему, Кучуму, сиречь дань Ивану Васильевичу, не увеличивать и скоро не спрашивать. Ведь он потомок Чингизхана. И не он, Кучум, данник Грозного, Белого Царя, а наоборот.
Какой поворот!
И послал Иван IV Васильевич сплетать новые узелки второго брата. Нестор Лачинов, побывав годовым воеводой в Арзамасе, в марте 1578 года отправился послом к Кучуму. Собирать дань. Править государев наказ.
События. Часть 5.
Генрих Штаден вспоминал о чуме 1571 года: «И все города в государстве, все монастыри, посады и деревни, все проселки и большие дороги были заняты заставами, чтобы ни один не мог пройти к другому». Что происходило в других местах, если « в поле вокруг Москвы были вырыты большие ямы, и трупы сбрасывались туда без гробов по 200, по 300, 400, 500 штук в одну кучу».
Бедствие усугублялось еще и тем, что больных чумой запрещено было исповедовать: «а учнет который священник тех людей каяти, бояр не доложа, ино тех священников велели жещи с теми же людьми с больными». Сжигали, не давая выходить! Или как писал Штаден: «Дом или двор, куда заглядывала чума, тотчас же заколачивался и всякого, кто в нем умирал, в нем же и хоронили; многие умирали от голода в своих собственных домах или дворах».
М.Ю.Зубов о бедствии тогда же в Сольвычегодске: «…число жертв моровой язвы было так значительно, что население города прибегло к испытанному уже в Вологде, и в Устюге средству, — к однодневной постройке храма Спасителю». Тут прерву цитату. И 16 августа 1571 года обыденный деревянный храм был построен. Но, начавшись летом, поветрие чумное закончилось лишь в ноябре. А первая жена Семена Строганова умерла в это время — 30 сентября! И вероятнее всего, если от чумы, без исповеди. О том как ее погребали — трудно и предполагать.
Строительство закончено, (продолжу цитату Зубова), «что, по преданию, прекратило болезнь на целых пять лет, после которых в 1576 болезнь развилась с новой силой, причем снова померло от нее свыше 600 душ».
В 1575-1576 гг. Семен женился на Евдокии Лачиновой. А на тот момент чума снова вспыхнула. Реальная опасность потерять и вторую жену! И не только.
У Семена Строганова во втором браке умерли: Семен Большой — в 1577-ом, Семен Младший — в 1578-ом, Иван — в 1579-ом. В младенчестве.
Серьезные испытания. Беда за бедой…
Да.. 8 сентября 1577 года умирает старший брат Яков. 5 ноября того же года — средний брат Григорий. Уже 6 декабря между Семеном и его племянниками Никитой и Максимом происходит раздел дворов на Москве, Калуге, Переяславле и Вологде.
Почему же так быстро?
Время! Время дорого. По царской грамоте 1558 года Григорий получил 20 льготных лет, Яков по грамоте 1568 года — на 10 лет. Как написано: «А как те урочные лета отойдут, и Якову Строганову наши все подати велети возити на Москву в нашу казну на тот же срок на благовещениев день, чем наши писцы обложат». А истекал срок льготных лет 25 марта 1578 года!
И до этого дня всего 14 месяцев. Зима, весна, лето, осень и опять зима. И зима могла стать студеной. И последней.
Первые капли.
Что же еще объединяло Семена, Никиту и Максима кроме кровно-родственных связей?
На момент интересующих нас событий, на 1579 год, ни у одного из них нет детей. Нет наследников. Принято считать, что Максим женился только в 1579 году, не раньше. И в случае смерти одного из них, оставшиеся поделят и эту долю. И станут еще богаче. Тем более, что Семен не без оснований полагал — все создано на отцовскую казну. Стало быть по праву заведомо на Урале есть его законная доля.
И..?
И вот после кончины Якова оказалось, что, умирая,он завещал Семену часть земель по Чусовой. То ли левый берег, то ли правый… Из Сольвычегодска не видать. И оказалось, что сыну Максиму Яков оставил обжитой с варницами берег ( и с производством соли), а Семену — тот, где сейчас Верхне-Чусовские городки. Где уже на много верст лес валили для варниц.
И где жил преподобный Трифон?
Да. На тебе лукошко. В нем малины немножко. Ходи по просеке собирай, себя не забывай. Семен счел себя обделенным (если не обманутым). Как же так?! Ведь он тоже в нужде. Вспомним о моровой язве в Сольвычегодске в 1571-1572 гг. Последствия печальные. Как показала перепись 1574/75 гг. на посаде 413 тяглых дворов, а в 1567-ом было 597 дворов и 76 мест дворовых. Посадских жителей меньше, следовательно, и работников меньше. Хозяйству убыток!
А тут еще и с братьями разлад… И писцы царские близко… Скоро опись всего имущества и уже новые налоги, так?
Верно. И налоги эти Семену надо платить и за Сольвычегодск, а теперь и за долю на Чусовой… И не только. Семену был нужен кто-то с кем можно было бы разделить бремя налогов. Еще раз подчеркну — он считал и это наследство своим. И чтобы не платить налоги из казны сольвычегодской, надо найти союзника, который, быть может, сам того не разумея, и заплатит. И он нашел!
Ведь в январе 1578 году между Семеном, Максимом и Никитой написано 6 (шесть!) «деловых записей» по разделу имущества в разных городах. Да, гладко было на бумаге… Вот фрагмент переписи Яхонтова в 1579 году: «В Перми Великой за Семеном да за Максимом Строгановыми слобода Чусовая на реке на Чусовой, а в слободе острог, а к слободе Чусовой 5 деревень, 16 починков опричь церковного починка». Следовательно, что? Что налоги они, Семен и Максим, будут теперь платить уже вдвоем.
А Никита? Как же он?
А Никита в дедушку пошел. Не удивительно — дед Никиты Аника в 18 лет уже завел солеваренный промысел. Так что, если даже и пытался Семен склонить Никиту на свою сторону, то немного достиг. Да и не больно-то его и согнешь. Никитушка упряменький был и, как покажет время, взрослея, укрепился в этой твердости. К тому же и супруга его Евфросиния Кобелева не только приданое, но и многосильное оборонение принесла. Владения Кобелевых во второй половине 16 века — Ненокские соляные промыслы. Если в начале века сезон варки соли ограничивался 120 варями, то в середине этого столетия их число достигает 160. Во вкладных книгах Кирилло-Белозерского монастыря писаны вклады — с Вологды Леонтия Кобелева и сына его Михаила. Так же — в Никольский Корельский монастырь вклады Михаила и брата его Федора — аж в 1557-ом году! Когда Строгановы в еще только собирались в Пермь Великую!
Новая родня Никиты — Кобелевы могли и защитить, и ощутимую финансовую поддержу оказать. В случае чего… Как же обернул Семен убыток свой в прибыток?
Не было бы счастья да несчастье помогло. А его допекло, и допекло его сильно. Надо ему, чтобы это было такое лихо, чтоб от него аж пар шел! Не какое-то поросшее бурьяном. А такое, чтоб приехавшие писцы руками развели. Да и сами же и сказали — что с него взять! Взять-то и нечего…
Как же это могло произойти?
«Даже если пепелище выглядит вполне, не вернуть того, что было ни тебе, ни мне». Пожар. В житии преподобного Трифона описано так, что-де он лес подрубал, потом зажигал — готовя делянку под огород. А после, дескать, огонь перекинулся на заготовленные для солеварен дрова: те вспыхнули и всё разом запылало. Нелепее и выдумать нельзя!
А выгоден пожар больше всех Семену. Дров нет — соли нет, соли нет — денег нет. А денег нет — чем налоги платить? Максим у Семена займёт. Чем Максиму отдавать? Семен у него варницы заберет. Не верите? А так и будет! В 1584 году.
А тут еще один пожар. И где? В Сольвычегодске! В самом родовом гнезде, где уж Семену прямая забота была все хранить. На Чусовой, понятно, для чего: по количеству заготовленного леса можно вычислить потенциальное количество вываренной соли. А Сольвычегодске зачем? Документы спалить. Не царевы грамоты, конечно, нет. Приход-расход тех дров, расчет работников, суммы, уплаченные, деньги полученные. И тогда-то, в 1579 году, когда, казалось бы, каждая полушка на счету, Семен отдает Печенегскому монастырю 2 (две!) варницы (те, что на Коле). Предварительно вынув из этих варниц цирены. А ведь Аника построил на Коле торговое подворье, завел здесь рыбные промыслы, у Цып-Наволоке, построил корабельную пристань. По сей день место прозывается — становище Оникеево. Как пишет Вехов Н.В. в труде «Российская колонизация Мурманского берега» : «… уже в 70-е 80-е году 16 века Кола превратилась в основной международный торговый порт, где велась торговля».
Но и это еще не все.. Писцовая книга Яхонтова за 1579 год была в нескольких списках. В нескольких! Достаточно сказать, что отдельные данные по округам Чусовскому, Сылвенскому и Яйвенскому не совпадают по суммарно указанному владениям. Причем полной книги Яхонтова нет нигде. Нет её и Соликамске. Даже полных копий не сыскано. Это обстоятельство позволило изменить вотчины Строгановых в желательную сторону. В меньшую.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ….